Куда пойдет подворье?

Ваша работа
Куда пойдет подворье?

В начале двухтысячных российский аграрный сектор упорно шел по пути развития личных подсобных хозяйств, что вызывало, мягко говоря, недоумение. Казалось, канули в лету наработанные десятилетиями технологии, невостребованными остались агрономы, зоотехники, ветврачи, производство вернулось к дедовским способам.
Тем не менее, ни фермеры, ни удержавшиеся на плаву немногие сельхозкооперативы, ни набиравшие обороты агрохолдинги не давали в ту пору тех объемов, которые давали ЛПХ.

- Неужели это наш путь?, - спрашивал я, будучи в Мордовии, тогдашнего главу этой аграрной республики Николая Меркушкина.
- Да нет, - отвечал он, - наш путь возрождения села такой же, как и во всем остальном мире: внедрение высоких технологий, наукоемкое, эффективное аграрное производство. Ясно, что личным подсобным хозяйствам эти технологии недоступны, а потому перспективы стать основной формой хозяйствования на селе у них нет.
И оговаривался:
- Но это не означает, что на них надо ставить крест. Подворье в перестроечное время, время развала колхозов, помогло людям выжить. Теперь - при поддержке местных властей - дает возможность достойно жить, хорошо зарабатывать. А при росте объемов производства и переходить к более совершенным формам, к примеру, становиться крестьянским (фермерским) хозяйством. Но будущее все-таки за высокотехнологичным производством.
Примерно того же мнения придерживались и в департаменте сельского хозяйства Новгородской области. Рассуждали так.

В наиболее прибыльные отрасли пойдет и уже идет частный капитал. Есть группа хозяйств, которые смогут развиваться за счет внутреннего потенциала. Есть умирающие, тут скрывать нечего, перспектив у них никаких. Ждут перемены и частный сектор. Кто-то по причине здоровья или возраста откажется от ведения хозяйства. Другие, наоборот, будут развиваться, перерастать из личного подворья в мелкотоварное производство, становиться фермерами. Как, например, бывший глава сельхозуправления Боровичского района Федор Круглов, который поначалу организовал крестьянское хозяйство, но в этих рамках ему стало тесно, и он взял развалившийся колхоз, организовал переработку молока, стал с выгодой торговать им и теперь реконструирует дворы и обновляет дойное стадо. Но ЛПХ еще долго будут выполнять социальную функцию. Ведь кроме подворья у многих крестьян не по их вине сегодня нет ничего. Бросит он подворье, и пополнит армию нищих, бомжей, которых тоже придется содержать на бюджетные деньги. Умрут оставшиеся деревни, и власть потеряет контроль над обширными территориями. Они уже заселяются невесть кем. Государство, по мнению моих новгородских собеседников - крестьян, предпринимателей, чиновников, - вкладывая деньги в село, должно думать не о том, как бы вложенный рубль вернуть с процентами, а о своих социальных обязательствах перед деревней. О национальных интересах.

Действительно, то, что люди, практически оказавшись безработными, сами себя обеспечивают не только продуктами питания, но и средствами к существованию, избавляло государство от лишней головной боли. Цепляясь своим подворьем как якорем за пустеющие земли, они не давали до конца разрушиться российской деревне, а это позволяло власти хоть как-то контролировать свои территории. Но не только это заставляло государство относиться к ЛПХ с уважением.

Именно частники спасли страну от голода в 90-е годы, оказывали, да и поныне оказывают существенное влияние на российский продовольственный рынок. До сих пор подворья производят половину всего скота, птицы, молока. В личных хозяйствах числится больше половины всех российских коров, половина свиней, овец. Убери сейчас их, и рынок просядет. Платой за эту нелегкую службу для владельцев личных подсобных хозяйств были налоговые послабления. Крестьянин-однодворец вообще освобождался от налогов на то, что он вырастил и продал. Что продал, то и получил.

Но продавать было непросто. Торгово-закупочные кооперативы, которые обещала создать власть, так в большинстве регионов созданы и не были. Перекупщики забирали у крестьян мясо, овощи почти даром, а молоко, которое в отдаленных деревнях вообще некуда было деть, скармливали скотине или даже выливали на землю. Личные хозяйства оказались беззащитными перед различными эпидемиями. Птичий грипп, африканская чума свиней, другие напасти опустошали крестьянские дворы в первую очередь, потому как ни санитарно-эпидемиологического контроля, ни ветеринарной помощи частники не получали.

Более того, крупный агробизнес, увидев вдруг во время первого экономического кризиса в подворье своего конкурента, попытался протащить через местные парламенты невыгодные для ЛПХ решения. В частности, в Краснодарском крае во многих станицах волевым порядком стали ликвидировать подворья. Крестьянам под страхом штрафов и административного преследования запрещали держать личный скот, под который многие станичники взяли кредиты в банках. Жители хуторов и сел всерьез заговорили о банкротстве. А в Госдуме даже готовили законопроект, согласно которому местные органы власти обязаны были устанавливать, сколько и чего можно выращивать на личном подворье, а главы местных поселений - записывать количество голов скота и птицы, выращиваемых на частных дворах, в похозяйственные книги. За «лишние» головы грозились наказывать денежным штрафом до 5 тысяч рублей.

Правда, эта законодательная инициатива поддержки не получила, и подворье выжило, хотя до сих пор раздаются упреки в его адрес в нарушении санитарных норм, отсутствии ветеринарного контроля, каких бы то ни было технологий. Скукоживалось оно и по другим причинам: население деревень старело, многим не под силу стало держать скотину, заготавливать сено, покупать корма.

Тем не менее, ЛПХ по-прежнему занимают большой сегмент на продовольственном рынке России, и закрывать на это глаза было бы непростительно. Да, магистральный путь - все-таки создание крупных хозяйств, насыщенных энергоемкой техникой, переход на откормочное производство, на круглогодичное выращивание овощей там, где это позволяют условия. Но холдингам наплевать на развитие территорий, вот в чем беда. Для них главное получить прибыль, по максимуму выкачать имеющиеся ресурсы, а там хоть трава не расти. Худо-бедно поддерживали социальную инфраструктуру села сельхозкооперативы, крестьянско-фермерские хозяйства и ЛПХ. Так и качался наш аграрный сектор между затратным ручным трудом и высокотехнологичным производством. Естественно, без конца так продолжаться не могло. А отдавать кому-то предпочтение было губительно для страны.

«В мире не существует стран, где бы сельское хозяйство было представлено только крупным корпоративным или только мелким семейным агробизнесом, - писал в нашем журнале еще в 2006 году бывший секретарь Ленинградского обкома партии, а в те годы заведующий Пыталовской лабораторией ВИАПИ Псковской области, кандидат экономических наук Рудольф Прауст. - Всегда и везде он существуют одновременно, параллельно, в различных сочетаниях между собой. Каждый из них занимает свою нишу в экономическом пространстве. Приведу два примера. Последние 25 лет основу аграрной экономики коммунистического Китая составляют миллионы крестьянских хозяйств, работающих на правах 15-летней аренды земли с размерами не больше наших личных подсобных хозяйств. Тем не менее, темпы роста аграрного производства здесь выше, чем в США, в 3,5 раза, и в 2,1 раза - чем в странах Евросоюза. Доля Китая в мировом производстве продуктов сельского хозяйства выросла с 15 процентов в 1980 году до 24 процентов в 2004-м. Доля же России в мировой аграрной экономике в результате того, что экономическую основу ее села составляли колхозы и совхозы, сократилась за это время с 4,3 до 3,2 процента.

Другой пример. Основу американского мясного скотоводства составляют высокопродуктивный племенной скот мясных пород, индустриальные технологии и интенсивные методы откорма. Но кто поставляет молодняк на откормочные площадки? Крестьяне. Около 700 тысяч малых семейных ферм с поголовьем от 10 до 40 коров мясных пород. Мировым рекордсменом по производству мяса птицы еще долго будет американская компания «Тайсон Фудс». И здесь важнейшую технологическую стадию, 45-дневное выращивание бройлеров, «доверили» 7,5 тысячи фермерских хозяйств с численностью по 2-3 работника и мощностью от 30 до 70 тысяч голов каждое. Не менее интересный опыт кооперации и интеграции малых семейных ферм молочной специализации с национальными корпорациями имеют Финляндия и Швеция. В последнее время все чаще семейные хозяйства предпринимательского типа (то есть те, которые работают не только на свой личный прокорм, но и на получение дохода, другими словами - фермерские) стали объектами так называемого контактного сельского хозяйства, который реализуется в форме их кооперативного взаимодействия с крупным корпоративным бизнесом, работающим в сфере высоких аграрных биотехнологий, материально-производственного, технического обслуживания, переработки и реализации конечного продукта.
По-нашему, агрохолдингами. Такой симбиоз делает их не конкурентами, а партнерами. В результате этого взаимодействия малый семейный бизнес получает шанс на дальнейшее развитие, а крупный корпоративный приобретает новые, почти неограниченные возможности наращивать производство, приближая его к потребителю в любой стране, на любой территории. В странах и регионах, где развивается и поддерживается только один из двух базовых секторов, где делается ставка только на крупное корпоративное предприятие или, наоборот, развивается главным образом семейный сектор, там нет прогресса, нет движения вперед, а царствует экономическая стагнация и социальный застой. Именно это - застой и стагнацию - имели мы, когда пытались в дореформенный период решить продовольственную проблему за счет всемерного развития только крупного сельскохозяйственного производства в совхозах и колхозах. То же самое - застой и стагнацию - имеем сейчас, когда комплекс крупных сельхозпредприятий не смог приспособиться к рыночным условиям хозяйствования, а семейный сектор начал действовать в одиночку, самостоятельно, на свой страх и риск. Будут ли учтены уроки мирового сельского хозяйства или мы будем продолжать движение путем собственных проб и ошибок, а по существу топтаться на месте, только имитируя прогресс в сельском хозяйстве и манипулируя отдельными данными официальной статистики?

Нынешнее соотношение фермерских и потребительских семейных хозяйств такое же, какое было 140 лет назад в США. Но у России нет того ресурса времени, какой история дала Америке для последовательного эволюционного развития рыночной экономики в сельском хозяйстве. Правда, реализовывая на селе социально значимые проекты, мы можем сделать этот путь в 3-4 раза короче. Но он не будет меньше периода, необходимого для совместной, согласованной работы представителей трех форм собственности - крупных сельхозпроизводителей, фермерских и личных подсобных хозяйств».

Такую модель попытались внедрить несколько лет назад в Белгородской области, но она в ту пору не прижилась, дружбы агрохолдингов с подворьем так и не получилось. Теперь, похоже, эту идею подхватил министр сельского хозяйства России Николай Федоров.
- Нам нужно гармонизировать отношения крупнотоварного производства (только крупнотоварное производство может нести в практику высокие технологии и претендовать на то, чтобы решать проблемы миллионов граждан и всей России) с другими формами хозяйствования, - говорил он на одной из первых своих пресс-конференций в ранге министра. - Крупные современные предприятия надо рассматривать как локомотивы, которые должны тянуть за собой, гармонично интегрируя, малые и средние формы. Я не апологет колхозно-совхозного строя. Исхожу из того, что средние формы - фермерские, крупные личные подсобные хозяйства легче сделать конкурентными, если они будут интегрированы вокруг этих «локомотивных» проектов.

По мнению Федорова, речь не идет о том, что агрохолдинги возьмут их на буксир, но они могут при помощи государства связать их технологически. И региональные власти, и федеральное правительство должны помочь своими действиями созданию благоприятных налоговых и прочих условий, субсидиями, стимулированием. Чтобы ЛПХ были заинтересованы, скажем, брать в агрохолдингах племенных животных либо на откорм, либо для производства молока. И чтобы корма им поставляли бы современные комбикормовые заводы, которые находятся при крупных товарных производствах. Санитарный, ветеринарный контроль тоже обеспечивали бы мощные структуры, а не отдельные мелкие, личные подсобные хозяйства.

Правда, все будет зависеть от того, как к этому отнесутся представители крупного бизнеса. Они пока недоверчиво морщатся. Но министр сулит им от такой интеграции немалую выгоду. А именно, за счет государственного и региональных бюджетов создавать инфраструктуру: строить дороги, газифицировать населенные пункты, решать социальные проблемы - медицины, образования. Все это снизит издержки производства в самих агрохолдингах, себестоимость их продукции, а значит, самым благотворным образом скажется на конкурентоспособности, что в условиях вступления России в ВТО чрезвычайно важно.

Получится ли в этот раз подружить подворье с холдингом, покажет время. Но, похоже, другого пути у нас действительно нет.