В № 6 журнала прочитала письмо «Верит ли Москва слезам?» с двумя противоположными комментариями. Ясно одно: как кого столица встретила, как кто в ней прижился (или не прижился), так тот о ней и думает. У меня тоже есть своя непростая история взаимоотношений с великим городом.

Хочу предупредить наивных провинциалов, которые видят себя в роли покорителей столицы: не обольщайтесь, ребята, Москва не откроет вам свои материнские объятия, как только вы спуститесь с подножки вагона. Столица равнодушна и холодна к тем, которые «понаехали». Приготовьтесь к тому, что она вас будет отталкивать, отвергать, закрывать двери перед вашим носом, отказывать в самом малом, искушать всяческими пороками, жестоко обманывать, лицемерить и постоянно насмехаться над вами. Я уже слышу возмущенные крики: мол, в родном городе все это также может иметь место и нечего валить на Москву все грехи. Да, безусловно, может. Но ключевое слово здесь — «родной». Известно ведь, что дома и стены помогают. Дома мама и папа, друзья-приятели, просто знакомые. Все эти люди готовы прийти тебе на помощь в случае беды. Дома ты точно знаешь, что ты не один. Выбрав Москву, ты должен будешь начать все с нуля. Сама я из тех, кто в свое время оттолкнулся от родного берега и поплыл в заманчивую неизвестность.

После школы выбрала факультет журналистики МГУ, мне хотелось блистать на пресс-конференциях, брать интервью у знаменитостей, в общем, показать себя во всей красе. Однако родители моего стремления удрать из дома не оценили. Сначала просто отговаривали, потом скандалили, упрашивали. В итоге мне было твердо сказано, что если не поступлю, могу не возвращаться.

—  Ах так! — закусила я удила. — Что ж, значит, и не вернусь!

В МГУ я не поступила. Было безумно обидно, но я взяла себя в руки. Надо было как-то устраиваться в Москве, чтобы через год повторить попытку.

Из общежития меня выставили, пришлось двинуть на один из вокзалов, где я надеялась пожить дня три в дешевой привокзальной гостинице. Но там мест не было. Пытаясь сообразить, что же делать дальше, я слонялась по привокзальной площади. Вот тут-то меня и подобрала баба Зина. Гипнозом она, что ли, обладала? И десяти минут не прошло, а я уже послушно топала за ней к автобусной остановке. Баба Зина привезла меня куда-то на окраину, в крошечную однушку пятиэтажной хрущевки. Короче, осталась я здесь жиличкой. Хозяйка меня уверила, что, дескать, вдвоем веселее и проще и что я ей сразу приглянулась. Баба Зина тоже не вызывала у меня негатива маленькая, худенькая, юркая как воробей. Поначалу скребли у меня на душе кошки, что родителям о себе не сообщаю, а что сообщать-то? Думала: вот встану на ноги, денег заработаю...

Побродила по издательствам, не взяли меня даже курьером: к приезжим без прописки да без опыта отношение настороженное. А баба Зина тут как тут — иди, говорит, к Саиду на пятачок косметикой торговать. Саид, пожилой кавказец, хозяин торговой точки и знакомец моей бабы Зины. Ну делать-то что? Квартиру оплачивать надо, есть надо, не до амбиций. Пошла к Саиду, встала за прилавок. Работа понравилась — парфюмерия да косметика, все пахнет хорошо, думаю, чего там, поработаю чуток, накоплю денег, чтоб запас был, и найду себе другую работу, поближе к журналистике. Мечтала даже компьютер подержанный в аренду взять либо купить — без него как писать? Проработала я так два месяца.

Саид не приставал и зарплату платил исправно, правда, маленькую, еле хватало на жилье и нехитрую снедь. Когда наступила осень, баба Зина неожиданно стала предлагать мне теплую одежду: то свитерок, то куртку, не новую, но хорошую. Якобы знакомая у нее в секонд-хенде оставляет ей лучшее. Велела носить и не стесняться, потом, мол, сочтемся. Эх, задуматься бы мне по поводу этой нежданной благотворительности, но не задумалась — холодно, надо же в чем-то ходить.

Уговаривала себя: это временно, зиму только перекантоваться, а там весна, жизнь станет веселее и снова пойду штурмовать университет. Так я мечтала. В общем, надежда и оптимизм еще били ключом. И тут грянул гром. У меня в палатке пропала коробка с товаром. Саид моментально переменился ко мне, сказал со злостью: платить будешь, никуда не денешься, а не то тоже пропадешь, как эта коробка, бесследно.

Я жутко испугалась. Баба Зина стала успокаивать, советы «добрые» давать. Ничего, говорит, вот сделаешь кое-что для одного человека, и простят тебе эту пропажу. Я говорю, что лучше домой уеду и деньги вышлю. А она головой качает отрицательно и мой паспорт победно показывает вытащила, пока я в палатке торговала. Я от страха совсем соображать перестала, сижу и плачу, и тут выясняется, что у бабы Зины сын имеется, уголовник, промышляет квартирными кражами, а мамаша ему помогает вещички сбывать. Я поняла, что попала по полной программе, что это просто шайка бандитов и Саид тоже с ними заодно. И никакого секонд-хенда нет, и тряпки, что на мне, ворованные. Вот что означало бабкино «сочтемся». Им надо было, чтобы я на рынках краденое продавала, самим светиться опасно уже.

Продолжение истории читайте в журнале "Сельская новь" № 9, сентябрь 2010 г.