Великие тоже люди
«Я клянусь, что это любовь была...»
Истории любви прекрасны, быть может, потому, что они печальны

Она пела с детства, сколько себя помнит. Выросла в Германии, где служил отец, но и там сочиняла стихи и распевала их с утра до вечера как птичка. По настоянию матери, когда семья вернулась в Москву, поступила в МГИМО, закончила аспирантуру как испанист и даже успела защитить кандидатскую. Из всей этой чужеродной затеи вынесла одно - самозабвенное пение стихов Федерико Гарсия Лорки на испанском языке. Улыбчивая и восторженная, она светилась радостью жизни...

Он начал сочинять стихи-песни, сделавшие его впоследствии бардом эпохи, уже в студенчестве. Тогда их мало кто слышал, разве что близкие друзья. В его жизни была война: ушел на фронт добровольцем. Люди узнали его много позже - в пору оттепели и поэтических вечеров в Политехническом музее, ставших теперь легендой. К началу 80-х он был широко известен и в стране, и за рубежом как российский бард-интеллектуал, автор ностальгически-пронзительного городского романса. Но его уже влекло иное - историческая проза, пронизанная духом романтики. Появились «Бедный Авросимов» и «Путешествие дилетантов». Но люди хотели песен, привычно связанных с его именем.Они встретились, казалось, случайно.

Он давал концерт в институте, где она работала. Подружки-сослуживицы уговорили ее, полуобморочную, спеть гостю. Он слушал и не отрываясь смотрел в ее зеленые русалочьи глаза. «Князь, князь!..» - почему-то билось в ее мозгу. Она поняла, что пропала...Когда б Вы не спели тот старый романс,Я умер бы, так и не зная о Вас,Лишь черные даты в тетради души проставляя... -напишет он ей впоследствии из больницы.Русалку звали Наталия Горленко. Князя, как читатель, верно, уже догадался, - Булат Окуджава. Шел 1981 год. Была ли их встреча несовпадением во времени? Немыслимая разница лет - тридцать с лишним, различие в статусе, семьи, наконец! Но какое все это имело значение при той гармонии душ и помыслов, что неодолимо притягивала их друг к другу?Они упали в любовь. Обожали путешествия, которые давали свободу, скрывая их от посторонних глаз.

Движение, перелеты, переезды - поезда, автомобили, пароходы. Свежий ветер в лицо, брызги соленой пены...Они объехали, наверное, половину страны. Вместе выступали на сцене - две гитары, иногда пели дуэтом, к примеру «Виноградную косточку», иногда чередовались. Он - свое, знаменитое уже, она, робея, - свое, новое, неизвестное. Но Князь настаивал на равенстве - он был великодушен!Вырвавшись из Москвы, он преображался - становился легким, остроумным, изобретательным и необычайно галантным. Они не могла наговориться. Доверяли друг другу все самое сокровенное. Она рассказала ему, что потеряла сына: малыш умер, едва родившись. Ему была понятна эта боль - когда-то он тоже лишился дочери.Взаимная нежность становилась все глубже. Чувство было огромным. «Птичкин!» - ласково звал он певунью. Она сияла в ответ каждой черточкой милого в своей неправильности лица, выражая нежность и преданность, растворяясь в нем. Быт не отяжелял их. Питались сыром с приправами, зеленью и грузинским вином.

В их отношениях царила музыка, поэзия и любовь.Я клянусь, что это любовь была.Посмотри, ведь это ее дела...Но знаешь, хоть Бога к себе призови,Разве можно понять что-нибудь в любви?При возвращении в Москву он мрачнел, задумывался, делался молчалив. Да и было от чего. Разрушать жизнь близких людей, будучи человеком тонким, совестливым, сомневающимся, тяжело. Оградить любимую от злых нападок и поношений тоже ох как непросто!Два года длилось подполье - скрытая от людей (и чужих, и близких) жизнь. Романтика стремительных путешествий вдвоем чередовалась с московскими сложностями. Его мучило чувство вины и перед женой, и перед возлюбленной.Любовь к Русалке совершила чудо - пошли стихи!

А до их встречи поэтическая пауза длилась восемь лет. «Все влюбленные склонны к побегу...» - написал он в ту пору. Он адресовал ей много стихов и писем. Сегодня она хранит их в особой шкатулке как драгоценность. Там есть забавные разделы, исполненные любовного юмора: «Ваш голос», «Ваша походка», «Ваше лицо». «С любовью, как выясняется, шутить нельзя. Да я и не шучу, и может быть, слишком не шучу», - писал он ей.Фантастический реализм другого его письма так тронул ее: «Я вспомнил, как мы прощались с Вами на Серпуховской площади, когда Вы вышли из кареты... И вот Вы удалялись медленно, но неотвратимо, и Ваша улыбка была безнадежна. Знаете, что мне захотелось тогда?

Выскочить из кареты, догнать Вас, вспыхнувшую недоумением, обхватить, сжать, припасть к Вашим губам, и это, представьте, на виду у всех! Мальчишество, да и только: пожилой капитан, сверкая лысиной, тискает в центре Первопрестольной молодую красотку... И я отступил. Теперь жалею. Неужели все состоит из этого порыва - отказ - сожаление?»Сколько в этом шутливом эпизоде живой горечи...
- Их любовь длилась пять лет. Потом, «ведь она так решила, и он решил», жизнь развела их на долгие семь лет. Об этом щемящие строки поэта:И он повернулся, чтобы уйти.И она не припала к его груди.Я клянусь, что это любовь была.Посмотри, ведь это ее дела...Но через семь лет она позвонила ему, не выдержав долгой муки.

А он словно ждал, их снова бросило друг к другу. Увы, жить ему оставалось недолго.Подсознательным чутьем глубоко любящей женщины она почувствовала то неотвратимое, что случилось потом в Париже, - его кончину. Была ночь, она в каком-то тяжелом смятении вышла на балкон. Над лесом, как ей показалось, грохотала музыка. Сжав голову руками, она выкрикнула почему-то по-испански: «Тише!» Музыка смолкла. Глубокая мертвая тишина охватила ее, затерявшуюся в пустом пространстве...Позже она вспомнила пророческие слова Князя, сказанные, как тогда казалось, в шутку, и замерла от мистического ужаса:Но когда порог покоя преступлю я налегке,крикни что-нибудь такое на испанском языке.Крикни громче.

Сделай милость, чтобы смог поверить я,будто это лишь приснилось. Смерть моя и жизнь моя.Он умер 10 июня, за два дня до ее дня рождения. Говорят, смерть рождению сродни. Так закончилась сказка о Русалке и ее Князе.У нее остался сын, ее сокровище. Худощавый и хрупкий, с тоненькой шейкой, он неуловимо напоминает Женю Колышкина, героя повести Булата Окуджавы «Будь здоров, школяр!», по которой поставлен известный фильм В. Мотыля «Женя, Женечка и Катюша».